Яркий свет озаряет мне руки,
И на запад глядят маяки...
Беспощадность от временной скуки
Мне не даст задремать до зари.
Белый снег и помятые шторы -
Декорации старых надежд.
Эти острые, нежные шпоры
Загоняют меня под венец.
И, вздыхая от близости неба,
Я давно не видал в нем тебя.
Ты моя беспощадность, ты Дева!
А без Девы не будет меня...

УГЛИ И СПИЧКИ

Сколько строк убитых понапрасну?
Сколько дней сгоревших, как свеча?
Сколько губ бесчувственных, но страстных
Целовал я, сидя у костра?

Но огонь нельзя зажечь без спичек
И без старых выцветших углей.
Эти руки – руки по привычки
Поджигали множество людей.

А сейчас я будто старый хворост
Не горю: меня не подожжешь.
В каждой новой слышу я твой голос.
Каждый день я думаю: придешь.

И опять целую чьи-то руки,
Закрывая карие глаза.
Я всю жизнь любил одни лишь угли…
Угли, без которых жить нельзя…

МОЯ БЕЗВОЛЬНАЯ ПРЕСТУПНОСТЬ

Моя безвольная преступность
Разбила нас на два конца.
И одиночество, безлюдность
Отныне светят для тебя.

Ты волком дышишь непорочным,
И чуждый ангел в нем, томясь,
Все рвется ввысь за счастьем божьим,
За землю зыбкую держась.

Но антиподы счастья в лживых
Книжонках пишут и про нас.
Все эти строки в книжных жилах
Ничтожно шепчут: «Не сейчас».

А я бегу за счастьем мира.
Там лживых книг не знает люд.
Шептанья, «мертвые» кумиры
Не предаются больше в круг.

Моя безвольная преступность
Разбила нас на два конца.
Летишь за мнимым – это глупость.
Лететь за мной – не для тебя.

Я ВАША ТАЙНА, МИЛЫЙ ГРАФ

Прошла любовь, за ней и осень.
На томном зимнем лоне дня
Ищу покой средь синих сосен
На грани жизни, бытия.

Холодным сном, волшебной негой
Укутан «дивный храм земной».
Я твой фантом! Я был и не был…
Я то любил, то был игрой.

И в этой лжи ведь нет обмана.
Вся наша ложь, как этот снег:
Он для кого-то – есть отрада,
А для кого-то – хищный зверь.

Но я беглец в свою обитель,
Где звездный свет не знает дней.
Там жизнь несется колесницей
Веселой тройкой лошадей.

А снег кружит над «дивным храмом»,
И каждый в нем всегда был прав.
А я – игра, я - лишь отрава…
Я ваша тайна, милый Граф…

***
Я сказать ничего не посмею.
Разве вправе тебя я винить?
Все, что было – закружат метели,
Все что будет – порвется, как нить.

Эта нить вереницей упала,
Пошатнула, от страсти томясь,
Нас на белое мглы покрывала,
На железном столе веселясь.

Этот смех – утомление ночи,
Эти руки – не руки твои!
И смотря в мои карие очи,
Осознай, кем становимся мы!

И в объятьях безжизненной силы
Черной ртутью наполниться кровь.
Обжигаюсь тобой, как крапивой,
Ну а ты, - как смертельной водой.

Я не знаю зачем, как не люди!
Разве только, как звери теперь!
Рвем друг друга – никто нас не судит,
А целуем – осудят быстрей.

Так давай же на публику дальше
Убивать, разрывать и играть!
Только ты не буди больше спящих:
Спящий зверь не умеет прощать.

А проститься с тобой хватит силы.
Здесь не важно: кто трус, кто сильней.
Мне сказать, что тебя я любила?
Но от этого будет больней.

ТОЛЬКО ГУБЫ С ЗАПЕКШЕЙСЯ КРОВЬЮ

Только губы с запекшейся кровью
Будут помнить глаза цвета неба
На рисунках сожженных обоев,
На стенах изрисованных мелом.

Тихим утром, на нашем просторе
Мягким шелком укуталось лето.
Вновь стоишь у меня на пороге
В серой куртке на голое тело.

Еле слышишь гудки в телефоне.
Провод рвется от тяжести взгляда.
Ждешь чего-то такого родного,
Ну а я ничему ведь не рада.

Я не рада, что так происходит,
Что с тобою мы больше не рядом,
Что нас вечером ангелы сводят
В этом месте «Безбожного сада».

Только страсти немые улыбки,
Только боль не предвидит распятья.
Зажигаю потухшие спички,
Чтобы сжечь свое белое платье.

Я дарю тебе звезды на память,
Чтоб душа твоя вечная пела.
Я целую тебя на прощанье
Так, как раньше бы я не посмела.

Эти губы с запекшейся кровью
Будут помнить глаза цвета неба.
Я пишу эти строчки с любовью
На стенах, побелевших от света.