Северный берег уныния,
Дремлет тяжелый понт,
Смерти прямая линия,
Траурный горизонт.

Скорбное чайки пророчество,
Белый тускл полусвет.
Бог своего одиночества
Бледный застыл поэт.

Словно спросонья - Финскаго
Медля ползет волна.
Это его, Баратынскаго,
Сумрачная страна.

Щастие, шепчет, нет щастия,
И улыбается - пусть!
Легкий столбняк сладострастия,
Уединения грусть.

В сумерках локон, локон
Чернаго вала белеет,
Люди глядят из окон,
Хмурятся и бледнеют.

Небо от слез распухло,
Черной дыша пустотою,
Юноша с браунингом рухнул
В самое простое.

Каркнул черный ворон
С маленькой белой отметкой,
А воробей проворный
Прыгнул с ветки на ветку.

Дождик, глупый, спросонья,
Слабо всхлипнул в трубах,
Часто мои без спросу
Тихо шепчут губы…

Скоро в силе и славе
Синие сияя снега
Север свобода саван
Смерти суровый сон.

          Я исполнил закон,
И славой золотою сияет осень,
          Бледная в мыслях просинь.

          Я исполнил закон,
И смерти серебристый струится свет,
          Белый снежинок бред.

Враг мой мрачный умолк.
Жду я светлаго друга.
Я исполнил свой долг.
Я выхожу из круга.

В честь победителя хор,
Дружный, юношей грянул.
Вдруг помутился взор.
Гордый, куда ты глянул.

Он исполнил. Он ждет.
Смерть, где твое жало.
Он сегодня с ума сойдет
Победителю славы мало.

Больше нет врага.
Друга я не знаю.
Скудные снега.
Мгла неземная.

Славы и величия вечер,
Дикия торжественны речи.

Моря отчаянья прилив.
Ветра отчаянный порыв.

Суевернаго страха полно,
Разрывается сердце молний.

И взываю средь волн и толп,
Обрати меня, авва, в столп.

Слава, мастер и воин!
Слава, молот и меч!
Верный отрок достоин
Честь дружины беречь!

И в зиянии недр,
И в сиянии числ,
Будь спокоен и щедр,
Ясноок, ясномысл.

                  Вождь
         трезв         бодр
         щедр         добр
                  вождь
трезв          -          чистый ключ
бодр          -          белый день
щедр          -          ясный луч
добр          -          дуба сень
                  вождь
         трезв         бодр
         щедр         добр
                  вождь.

Из гроба вышедший мертвец,
Вознагражу свою потерю,
Глаза открою наконец,
Давно забытому поверю.

И голосом как бы чужим,
Закутанный в позорный саван,
Я крикну мертвым и живым,
Не я, а он, велик и славен.

И юношей высокий сонм
Меня, как боевое знамя,
Поднимет ввысь, и смутный сон -
Туман - разсеется над нами.

В глаза ударит яркий день,
И внидет сонм в обитель славы,
И зашумит родная сень
Просторной и густой дубравы...

- Незримый, улыбайся, друг,
- По имени назвав героя!
Услышав задушевный звук,
Мы выйдем из земного строя.

Печален, сердце, твой разсказ,
О первой смерти, о паденьи,
А ныне восхищает час
Свободнаго самозабвенья...

Куда, в какую синеву
Небес, высокую, и выше...
Куда, неведомо, плыву,
Земные шумы тише, тише.

Прощайте, славные дубы,
С землей прощаются навеки.
А синий лед ласкает лбы,
Закрытыя ласкает веки.

Над книгой бедный книжник бдит,
Забыв, что хорошо, что плохо,
А он, который есть эпоха,
Бездумно весело глядят.

Эпоха - это многоглавый
Двадцатилетний младший брат,
И умных книг милей стократ
Ему военные забавы.

Еще житейских чужд забот,
Еще безпомощныя плечи,
Еще застенчивыя речи
И пухлый полудетский рот.

И вдруг - какое изваянье!
Окаменелый, роковой;
Весь их спартанский русый строй
Застыл в бездушном ожиданьи.

А еле зримая душа,
Дитя германскаго тумана,
Словам народнаго тирана
Уже внимает не дыша.

. . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . .
А воин славы есть любитель,
Едва окрепший юный дуб.
Он не боится тьмы Борея,
Своей не помня красоты,
А тьма дохнет, и вновь листы
Падут дубовые, темнея.

И тихо скроет белизна
Величье бурной черной ночи,
А в небе рядом многоточий
Сверкнет пустая глубина.

Но смерти безконечный холод
Крылатой славы не скует,
Она, свободная, споет
О тех, кто безкорыстно молод.

Наперекор законам числ
Герои умирали те,
В большой всемирной пустоте,
Их жертва - вопиющий смысл.

Лакедемонян обманула
Всегда безсмысленная власть,
А героическая страсть
Зефиры чистые вдохнула.

Судьба виновников карай,
Я требую ужасной мести,
А голос говорит мне чести:
Иди и требуй - умирай.

Он один сидит под кленом,
Сух и светел, и поник,
Он в далеком, вечном, оном,
Очень юный, и старик.

А листва, она, сияя,
Из последних сил, листва,
Еле дышет неживая
И колышется едва.

Все уходит, все из жизни,
Ничего не говорит,
И в осенней той отчизне
Он самим собой забыт…

(Но души безсмертной славу
Зреть, по слухам, довелось
Тихому сему по праву
Золотое древо сквозь).

Осень снова стелет ложе
У подножья добрых сих,
Мне они всего дороже,
Дубов знатных, золотых.

Надо мной их снова главы,
И сияя, и сквозя,
Еле зримой бледной славы
Обнажается стезя.

Снова близок час разлуки
И высокой встречи миг,
Опуская, медля, руки,
Подымаю бледный лик.

Будет новый в жизни смотр,
Много времени спустя
Снова русое дитя.
И, смеясь, отступит смерть...

Льзя ли семени потомств
Днями ветхую вернуть,
Юность давняго н суть,
И какая польза в том?

Или лить свою же кровь,
Славу с неба полюбя,
Самого забыв себя,
Полюбить далекий край?

И в потомстве ты не тот,
И в раю не тот, не ты,
И чужия те черты,
А не бойся - это так.

И в ноябре они бывают,
Бывают солнечные дни;
Сияют краткие они,
Но горькой правды не скрывают.

И поздней осени жилище
Еще пустынней и грустней;
И ты, душа, еще бедней,
Чем это бедное кладбище.

И все же солнечным сияньем,
Скупою славой неземной
Земля гордится, а больной
Мирится с болью и страданьем.

...Человек в сиянии, в молчании,
Снова доверяется уму.
Забывая вздоры и мечтания,
Некогда любезные ему.

Ветреный любитель мракобесия,
Ныне снова прославляет он
Справедливости и равновесия
Светлый и таинственный закон...

Уходящия в просторы синие
Праведны, суровы и просты
Превосходныя прямыя линии
Еллинской прекрасной высоты.

Эта золотая геометрия!
Эта голубая тишина!
Час полудня, зноя и безветрия,
         С глаз спадает пелена.

Я один, но молодой есть друг
С широко раскрытыми глазами;
Простодушно улыбнется вдруг:
И стихи читая за стихами,
Неизвестному, весною, вечерами,
Молимся мы с ним наедине;
И не происходит чуда с нами,
Но чудесно вместе в тишине.

Нет, не родина, родной язык
Счастья одинокаго дороже;
Узок, тих и бледен, я поник
Этой ночью на пустое ложе;
В пустоте великой - что же, что же,
Кроме русских песен и стихов?
И все ближе и прекрасней - строже
Тайна сказанных когда то слов.

В мире Богом проклятых вождей,
Я - за героическия братства
Благородных молодых людей;
Безкорыстно, без лицеприятства,
Расточают пусть они богатства
Добровольно молодой души!
За свободныя простыя братства,
Выросшия в юности, в тиши!

И возстал в изгнании поэт,
За поруганную святость чести,
За свободу, славу, север, свет;
Юный и отважный, чуждый мести,
Рыцарь, рыцарь благодатной вести
В царстве горноснежной чистоты;
Рыцарь, рыцарь, преданный без лести
Сюзерену бледной высоты.

Юрий Иваск. Северный берег (1933 - 1936). 1938. С. 23.

1.      Георгий Клингер "Небесный плуг". 1937.
2.      Л. Гомолицкий "Ода смерти. Баллада". 1937.
3.      А. Кондратьев "Вертоград небесный", Л. Гомолицкий "Сотом вечности", Г. Клингер "Жатва Божия". 1937.
4.      Л. Гомолицкий "В нави зрети". 1937
5.      Юрий Иваск "Северный берег". 1938.

Юрий Иваск. Северный берег (1933 - 1936). 1938. С. 24.

Юрий Иваск. Северный берег (1933 - 1936). "Священная Лира". Зарубежье. 1938.
Напечатано в количестве ста экземпляров в Зарубежьи в тысяча девятьсот тридцать восьмом году.
Zakl. Graf. P. Szwede, Warszawa, Warecka 9, tel. 509 - 31.

Подготовка текста © Наталия Синявичене, 2002 - 2003.
Публикация © Русские творческие ресурсы Балтии, 2000 - 2003.

Поэзия   Обсуждение   Русские Ресурсы    Балтийский Архив